Z – значит Захария - Роберт О`Брайен

Наполнив канистры (на самом деле только на две трети – больше мне не поднять), я поехала к магазину и загрузила кучу продуктов, включая консервы, сухие супчики, сахар, муку, кукурузную крупу, собачий корм и кормовую кукурузу курам. Перед отъездом доверху заполнила бак трактора. На все эти поездки и пахоту потрачено только около двух с половиной галлонов, не так уж много. По пути домой я поглядела на часы: прошло сорок минут, но я гнала изо всех сил, все также на второй передаче.

Ярдов за 150 до дома я увидела его. Распахнув входную дверь, мистер Лумис вывалился на крыльцо и попытался бежать, шатаясь от слабости. Пересек крыльцо, остановился у перил отдышаться, а затем неуклюже спустился по ступенькам и заковылял к палатке и чемодану-тележке. Фаро подбежал, радостно виляя хвостом, но потом недоверчиво попятился.

Тут я уже подъехала, свернула во двор и заглушила мотор. Мистер Лумис, ощупью прокладывая себе путь – зрение ему отказало, подбежал к чемодану. Приоткрыл его, залез внутрь и, когда его руки показались над крышкой, я с ужасом увидела, что они сжимают большой карабин. Я спрыгнула и помчалась к нему, но не успела добежать, как грянули три выстрела. Он целил во второй этаж дома, в спальню мамы и папы, пули выбили облачка белой краски и кусочков дерева. Карабин стрелял с оглушительным грохотом, гораздо громче двадцатидвушки.

Я закричала – или завизжала, не помню, – и он повернулся ко мне, направляя карабин в меня. Удивительно, но я оставалась спокойной.

– Мистер Лумис, – уговаривала его я, – вы больны. У вас галлюцинации. Опустите ружье.

Его лицо вдруг страдальчески сморщилось, словно он вот-вот заплачет, а глаза затуманились. Но он узнал меня и опустил оружие.

– Ты ушла, – снова сказал он.

– Я же говорила вам, – напомнила я, – мне нужно было выйти. Вы забыли?

– Я заснул, – стал рассказывать он. – Проснувшись, услышал…

Он явно не хотел рассказывать мне, что ему послышалось.

– Услышали что?

– Мне показалось, я слышу… кого-то в доме. Я позвал тебя. Он был наверху.

– Кто был наверху?

Но он уклонялся от ответа.

– Кто-то ходил.

– Мистер Лумис, никого в доме не было. Это снова горячка. Вам надо лечь в постель.

Это же ужасно – стоять на улице в пижаме с температурой 105. Я взяла у него ружье и положила обратно в чемодан. Он не сопротивлялся, его колотила дрожь, он обливался потом, и даже пижама была мокрой. Я отвела его в дом, уложила в постель, натянула на него одеяла и пошла наверх за сухой пижамой.

В родительской спальне я увидела, куда попали пули. К счастью, за исключением рассыпанной по всему полу штукатурки, они не причинили большого вреда, пройдя через стены почти прямо в потолок, не задев ничего по пути. Надо будет чем-то заделать дырки и подмести пол.

Взяв свежую пижаму, я дала ему переодеться. Он по-прежнему в состоянии сделать это сам. Конечно, если он сильно ослабеет, переодевать его придется мне. А еще нужно будет дать ему таз в качестве судна, если он не сможет больше добираться до туалета.

Только когда он переоделся, я поняла, что видения все не отпускают его. Я зашла к нему за влажной пижамой, отнести в стирку; он лежал на кровати с закрытыми глазами, но, услышав меня, открыл их и спросил утомленным голосом:

– Ушел?

– Кто ушел?

– Эдвард, – ответил он.

– Вы снова бредите.

Он покачала головой и сказал:

– Да, я забыл. Эдвард мертв. Он не мог бы дойти так далеко.

Значит, снова Эдвард. Мне не по себе. Если ему чудится Эдвард, который, насколько я поняла, был ему другом, почему он хочет убить его?

Думаю, мне лучше поспать здесь, на диване. Он спит очень беспокойно, все время бормочет и стонет.

Забыла дать ему холодный чай, но ничего, утром тоже будет хорошо.

Одиннадцать

4 июня

Утро.

Ужасный день.

Я не знаю, какая у него температура: она поднялась до 106[13], а дальше градусник просто не показывает. По-моему, долго с такой температурой прожить нельзя.

Я вспомнила: на уроках в школе нам рассказывали, что температуру можно сбить спиртом. Бутылочка нашлась наверху, в аптечке. Каждый час я пропитываю папин носовой платок спиртом и протираю мистеру Лумису спину, грудь, руки, шею и лоб. Он пытается сопротивляться – наверное, для него это как лед, – но, кажется, помогает.

Он по-прежнему в основном спит, а если и просыпается, то только от кошмарного сна. Лишь изредка на пару минут он приходит в сознание и узнает меня, даже смотрит на меня и слушает. Остальное время бредит, и в бреду все время боится одного и того же: что Эдвард здесь и угрожает ему чем-то непонятным, но ужасным. По крайней мере мне не понятным.

И все же я начинаю осознавать, что между мистером Лумисом и Эдвардом (его фамилии я не знаю) что-то произошло и что они были не друзьями, а врагами, по крайней мере под конец.

Иногда он ведет себя так, как будто я – Эдвард, но обычно просто глядит сквозь меня невидящим взором, словно смотрит на кого-то за моим плечом. Я даже несколько раз огладывалась, настолько это убедительно. Временами он думает, что Эдвард здесь, в долине, в доме, а временами он вместе с ним в Итаке, в подземной лаборатории. И еще он все время повторяет одно и то же.

Это началось сегодня утром. Я постучалась и вошла к нему со стаканом холодного чая и яйцом всмятку, разболтанным в чашке, – надеялась уговорить его съесть хоть немного. Он не спал, но заговорил не со мной, а с дверью за моей спиной:

– Назад, Эдвард! Отойди. Это бесполезно.

Я сказала ему:

– Мистер Лумис, это я! Я принесла вам завтрак.

Он протер глаза, они стали осмысленными. Но говорил нечетко и усталым голосом:

– Не надо завтрака. Мне плохо.

– Постарайтесь, – настаивала я. – Я принесла вам холодного чая.

Я протянула ему стакан, и, к моей радости, он взял его и жадно выпил, ополовинив залпом.

– Спасибо, – сказал он. – Это здорово.

Он допил остатки и закрыл глаза. Думаю, это было довольно питательно – там столько сахара.

– Я потом еще принесу, – сказала я. – А теперь попробуйте яйцо.

Но он, открыв глаза, снова смотрел на дверь. Он хотел закричать, но лишь шептал слабым голосом:

– Эдвард?

– Мистер Лумис, Эдварда здесь нет.

– Я знаю. Куда он пошел?

– Да не волнуйтесь вы из-за него.

– Ты не понимаешь, – зашипел он. – Это же ворюга. Он украдет… – Больной осекся, словно вспомнив что-то, а потом, к моему ужасу, с жутким стоном попытался встать с постели.

Я схватила его за плечи и уложила обратно. С минуту он боролся, довольно сильно, но потом лег, дыша часто и поверхностно.

– Бедный мистер Лумис, – начала я. – Пожалуйста, поймите. Вы в бреду. Нет никакого Эдварда, и красть тут нечего.